Жернова истории-2 - Страница 15

«Никто не может игнорировать тот непреложный факт, установленный нашими великими учителями — К.Марксом и Ф.Энгельсом, подтвержденный всем опытом нашей революции, обобщенным в трудах товарища Ленина, что без мировой революции нет перспектив победоносного социалистического строительства в СССР. И хотя наш Октябрь не повлек за собой немедленно победоносных революций в других странах, мы не собираемся на этом основании предаваться меньшевистскому капитулянтскому унынию. Нет, мы видим свой долг в том, чтобы двинуть дело социализма в СССР как можно дальше вперед, показывая яркий пример всему мировому пролетариату. Однако не следует обманывать нашу партию иллюзиями, будто при нашей технической отсталости, находясь во враждебном капиталистическом окружении, можно в мелкокрестьянской стране получить полноценное социалистическое общество. Не стоит уподобляться балаганному фокуснику, достающему кролика из шляпы. Пролетариату нужна правда, а не „нас утешающий обман“. Нужно отдавать себе отчет в том, что именно развертывание мировой революции, а не ставка на недостижимое национально-замкнутое хозяйство, изолированное от всего остального мира, создаст реальные перспективы для победы социализма в Советской республике».

Первый раз разногласия внутри прежнего большинства Политбюро не обсуждались в узком кругу, а выплеснулись сразу на страницы партийной печати. И пошла писать губерния! Зиновьев, Каменев, Сокольников, Лашевич — с одной стороны. «Те, кто хочет строить потемкинские деревни „социализма, победившего в отдельно взятой стране“, отказываясь от развертывания классовой борьбы в мировом масштабе, неизбежно повернут в сторону классового мира и внутри страны, к союзу с нэпманом и кулаком!..Товарищ Бухарин уже готов чуть ли не лобызаться с зажиточным крестьянством, видя в именно нем хозяйственную опору процветания деревни, и повернувшись спиной к бедняцко-середняцким массам», — стращал Каменев. С другой стороны — Сталин, Бухарин, Рыков, Томский. «За громкими обвинениями Зиновьева и Каменева в поисках классового компромисса стоит их неверие в перспективы нашей революции, в рабоче-крестьянский союз, в кооперативный план Ленина!» — отвечал Николай Иванович Бухарин. Накал взаимных обвинений все возрастал, а Троцкий, к моей радости, пока молчал… Надолго ли?

Тем временем, не особенно волнуясь по поводу разворачивающейся дискуссии, сижу над бумагами. По линии ВСНХ дела нарастают, как снежный ком, а еще надо статью написать по поводу полемики Бухарина с Преображенским. Да и про некоторые старые занозы забывать не следует.

Из своего кабинета звоню в Наркомфин, в валютный отдел:

— Александра Семеновича Сванидзе попросите, пожалуйста… — звоню наудачу, ибо Сванидзе сейчас может быть и в Берлине, где он выполняет функции генерального агента Наркомата финансов. Однако трубка откликается смутно знакомым по берлинской командировке голосом:

— Слушаю вас!

— Здравствуйте! Запишите, пожалуйста, фамилию: Александров.

— Это еще зачем? — удивляется Александр Семенович, забыв даже спросить, кто его беспокоит.

— Затем, что человек с паспортом на эту фамилию не позднее самых первых чисел января прибудет в Берлин и займется деятельностью, которая должна озаботить и вас, и вашего наркома. — Говорю нарочито спокойным, почти безразличным, сухим, деловым тоном.

— Какой такой деятельностью? — Сванидзе начинает закипать. — Будьте добры объясниться! И кто вы такой, черт возьми?

— Совершенно неважно, кто я такой. Но деятельность Александрова в Берлине точно должна вас весьма озаботить. Не сочтите за труд, побеспокойтесь проверить — убедитесь, что это дело самым прямым образом задевает ваши интересы. Всего хорошего, — с этими словами вешаю трубку на рычаг.

Интересно, будут ли у этого звонка последствия?

Тем временем подкатил Новый год, который мы с Лидой, разумеется, отмечали вместе. Концерт в Большом зале консерватории был великолепен. И свежий снег, искрившийся на бульваре в свете немногочисленных уличных фонарей, навевал романтическое настроение, захватившее нас обоих. И, в отличие от не так уж давно прошедших месяцев, это настроение уже не создавало чувства неловкости ни у меня, ни у нее. Напротив, мы радовались ему вместе…

А девятого января с утра мне на работу позвонил Трилиссер, и, едва я успел закончить разговор, телефон зазвонил снова. На этот раз моей персоной заинтересовался Ян Карлович Берзин. И оба приглашали зайти, желательно сей же день. Ну, когда такие уважаемые люди просят, не стоит отказывать. В 17:30 добираюсь до Знаменки, к хорошо знакомому мне зданию РВС.

В кабинете, номер которого значился в выданном мне пропуске, в первую очередь бросились в глаза два знакомых лица — Григорий Котовский и Иосиф Уншлихт. Третий был незнаком, но несложно было догадаться — это был пригласивший меня хозяин кабинета, вполне соответствующий известным мне фотографиям. Лобастый крепыш с короткой стрижкой «ёжиком» поднялся из-за стола и протянул мне руку:

— Ну, будем знакомы! Берзин.

Здороваюсь с ним за руку, а память автоматически подсказывает — Петерис Кюзис, кличка «Старик», член РСДРП с 1905 года… И как многие мои знакомые здесь, не пережил 1937 год. Но на данный момент не это имеет значение. Я-то для чего понадобился всей этой представительной компании?

Все четверо присутствующих, включая и меня, расселись на стульях, без какого-либо определенного порядка распределившись по свободному пространству кабинета. Точнее, меня взяли в полукруг, но так, что это с первого взгляда не бросалось в глаза.