Жернова истории-2 - Страница 53

Но гораздо больше, чем судьба этих, и еще ранее поданных записок, меня волновала объявившаяся вдруг неуловимая слежка. Приходилось теряться в догадках — то ли это проявил инициативу заимевший на меня зуб Ягода, то ли таким образом снова дают о себе знать таинственные охотники, время от времени пытающиеся добраться до меня еще с лета 1923 года? Поскольку никаких данных для определенного ответа на этот вопрос не было, мои мысли судорожно метались от одного варианта к другому, не в силах остановиться ни на одном из них. В конце концов, мне удалось взять себя в руки, твердо заявив себе: «Возможно и то, и другое. Поэтому прекрати мусолить проблему, и отложи ее до тех времен, когда будет, на чем строить ответ».

Надо сказать, мне самому было неясно, что волновало меня больше — тайна, которая скрывалась за загадочными преследователями, или опасность, которая могла от них исходить. Но вот Лиду однозначно беспокоило именно второе. При воспоминании о ней мои губы непроизвольно растянулись в счастливой улыбке. Наверное, если в этот момент кто-то посмотрел на меня со стороны, я имел бы в его глазах довольно глупый вид — лежит на вагонной полке мужик, подложив под голову сапоги и портфель, и улыбается во весь рот неизвестно чему. Но мне-то было известно…

В воскресенье, в последний день перед отъездом, Лида неожиданно решила согласиться на неоднократно делавшиеся предложения и отправилась ко мне домой. Мне так и осталось непонятным, ни почему она под разными благовидными предлогами отклоняла мои приглашения раньше, ни почему она согласилась сейчас. Может быть, ее смущала перспектива оказаться в незнакомом месте, среди незнакомой обстановки и незнакомых людей, в ситуации, которую она пока не решалась примерить к себе окончательно? Но ведь я никак не мог назвать ее чересчур стеснительной — по крайней мере у себя дома, особенно в отсутствие отца, она плевать хотела на любые условности. Последовавшее же, в конечном счете, согласие можно, наверное, было бы объяснить тем беспокойством, которое она испытывала — и в связи со слежкой, которую она чувствовала, но никак не могла распознать, и в связи с тем, что любимый человек покидал ее на целых полтора месяца.

У меня, на Малом Левшинском, она вела себя как ни в чем не бывало, нисколько не смущаясь ни новым местом, ни присутствием Игнатьевны, которая, впрочем, уже в девять вечера достаточно тактично объявила после совместного чаепития, что отправляется спать. Глядя на Лиду, можно было подумать, будто она всю жизнь прожила в этой квартире. Даже направляясь в ванную, она озаботилась лишь тем, чтобы натянуть на себя коротенькую нижнюю сорочку — и то, как мне показалось, лишь за тем, чтобы случайно не шокировать добрую старушку, разгуливая в наилучшем из своих костюмов.

Впрочем, может быть, она лишь хотела выглядеть именно такой? Но вот что она совершенно не могла скрыть, так это страх.

— Витя, ну что тебе стоит? Возьми с собой Зауэр! — громко шептала она мне на ухо, похоже, не замечая, что ее тонкие, изящные пальцы с такой силой вцепились мне в плечо, что наверняка останутся синяки.

— Ни к чему! — пытаюсь вразумить ее рациональными объяснениями. — Хотели бы убить, пальнули в темноте из переулка в спину — и все дела. Тут что-то другое. И в этом другом надо разобраться, а Зауэр здесь не помощник.

В ответ девушка тихонько заплакала. Сильный аргумент. Очень сильный, — у меня аж сердце сжалось. Но уступать я не собирался:

— Пойми, глупышка, — втолковывал я ей, слизывая слезы поцелуями, — нам, как начсоставу, непременно выдадут личное оружие, которое мы будем обязаны носить, находясь на службе. А вне службы мы в течение сборов оказаться никоим образом не сможем…

Незаметно ко мне подкралась дремота. Разбудил меня толчок остановившегося состава, и одновременно получаю тычок под ребра от соседа, занимавшего противоположную верхнюю полку.

— Тверь уже, сонная тетеря! Выскакивай давай!

Подхватив портфель и сапоги, спрыгиваю в проход, споро обуваюсь, и бегу догонять свою учебную команду. Наш молоденький сопровождающий, Дубровичев, которого язык не поворачивался называть Яков Александрович, устраивает еще одну перекличку, и, удостоверившись, что за время пути никто не потерялся, ведет нас к выходу из вокзала, где уже ожидают несколько саней, запряженных переминающимися с ноги на ногу на морозе лошадками. Коняшки мотают головами, изредка всхрапывают и пускают пар из ноздрей. Возницы одеты в шинельки — значит, это за нами из части пожаловали. Путь, как сказал сопровождающий, не близкий — более двадцати верст, так что ползти будем часа три, не меньше.

Рассаживаемся по несколько человек в сани на солому, прижимаясь друг к другу, чтобы в пути было не так холодно, и трогаемся в путь. Дорога наша ведет к усадьбе «Сахарово», которой когда-то владел генерал-фельдмаршал Гурко. А теперь там расположились недавно устроенные летние лагеря 143-го полка. Нас же, разумеется, собирались поселить не в палатках, а в частично пустующих помещениях усадьбы, которые в летний период предназначались для размещения штаба полка и ряда подразделений обеспечения.

Впрочем, кое-какие службы размещались там и зимой, а располагавшееся неподалеку стрельбище активно использовалось. По приезде мы построились на расчищенном плацу перед главным зданием усадьбы, и к нам вышел высокий статный командир, довольно еще молодой, — лет тридцати, не более. Кавалерийский башлык скрывал петлицы на шинели, и потому определить его должностную категорию на глаз было невозможно.