Жернова истории-2 - Страница 38

Манцев с некоторым подозрением смотрит на меня, потом углубляется в изучение текста. Закончив с этим, задает вопрос:

— Если уж вы решили подавать свой документ через мою голову, то зачем тогда принесли его мне?

— Потому что считаю неправильным действовать, не поставив вас в известность.

Василий Никитович снова долго смотрит на меня, потом снова опускает глаза в документ. Пауза затягивается. Наконец, он берет ручку из чернильного прибора на столе, что-то выводит внизу последней страницы, захлопывает папочку и протягивает ее мне. Беру ее, несколько торопливо, и потому неловко, листочки выскальзывают и летят на пол. Спешу нагнуться и собрать их. На последнем листе, старательным, но несколько корявым почерком выведено: «Не возражаю против рассмотрения поднятых вопросов по существу». Дата — «26 января 1925 года» — и подпись — «Манцев».

— Спасибо, Василий Никитович! — протягиваю ему руку и пожимаю ладонь своего начальника с неподдельным энтузиазмом. Он сделал даже больше, чем я ожидал!

— Раз уж вы берете на себя ответственность выходить с такими вопросами на самый верх, то почему я должен уклоняться, или, тем более, препятствовать? — пожимает плечами Манцев. — Это был бы совсем не партийный подход к делу. Все-таки я еще не успел превратиться в закоренелого бюрократа, — улыбается он.

Да, с начальником мне повезло. Но вот что будет, когда разгорятся страсти вокруг ведомственных интересов и политических амбиций? Что они разгорятся — к гадалке не ходи. Оставалось, однако, неясным, кто именно из руководителей крупного калибра, и с каких позиций будет громить, или, наоборот, поддерживать мои тезисы о кадровой политике? Предсказать это с какой-либо приемлемой степенью точности пока не удавалось. Для анализа не хватало информации — ведь предложения по подготовке кадров означали вторжение в такую область, которая раньше меня никак не касалась, и, соответственно, в сплетении интересов вокруг нее я не ориентировался.

Впрочем, те знания, которые достались мне из прошлой жизни, позволяли надеяться, что уж Дзержинский-то меня поддержит — если и не по всем пунктам, то по большинству. Передав загодя через Павла Аллилуева свою записку о кадровой политике, могу рассчитывать, что разговор с ним будет уже предметным (если он успеет прочесть эти тезисы до назначенного мне времени приема).

Во вторник, точно в назначенное время, попадаю на прием к Председателю ВСНХ СССР. Поздоровавшись, он берет инициативу разговора в свои руки:

— Я успел бегло посмотреть вашу записку, Виктор Валентинович. По большинству пунктов у меня нет никаких возражений. Более того, многие ваши тезисы решительно готов отстаивать, поскольку и сам твержу об этом же самом не первый год. Однако предвижу большие сложности — кругом, всюду. Причем не столько даже на самом верху. Как раз через Политбюро и Совнарком, надеюсь, многое удастся протолкнуть. Но бюрократы на местах подымут вой, постараются всячески выхолостить и извратить самое важное, исподволь будут дискредитировать нашу политику. Да вот вы в этой бумаге указали, что решения ЦК о спецах, которые я и пробивал, упорно саботируют на местах… Вот чего опасаюсь.

— Понимаю, Феликс Эдмундович. Меня эта сторона дела так же весьма и весьма беспокоит, — согласно киваю в ответ на его слова. — Тут видится только один выход: сформулировать наш (ага, наш — пусть и на чисто словесном уровне привыкает чувствовать себя участником этой затеи) проект на таком уровне конкретности, чтобы обойти принятые решения было весьма и весьма сложно. Да еще и подкрепить этот проект решительным идеологическим наступлением в печати. Выдать сразу серию статей в газетах и журналах от имени наиболее авторитетных сторонников предлагаемых решений.

— Это верно. Да тут у меня и нет сомнений — действительно, надо подготовить более конкретный проект решения, и буду выносить все это на Совнарком, — резюмирует Дзержинский. — А вот к вашей предыдущей записке по научно-технической политике хотел бы вернуться. Кстати, ваше письмецо к Пленуму ЦК по металлопромышленности оказалось не лишним. Как раз политические аргументы возымели действие, хотя от них и попахивало демагогией. Так или иначе, удалось в значительной мере отбить предложенное Сокольниковым сокращение ранее намеченных ассигнований… — председатель ВСНХ замолчал на несколько секунд.

— Рад был оказаться полезным, — вставляю в паузу слова благодарности.

— Да, возвращаясь к вашей первой записке. Общий ее настрой мне кажется верным. Но вот по конкретным направлениям работы возникает — и еще возникнет впредь! — множество вопросов. И не только вопросов, но и раздоров. Да и специальный орган общесоюзного руководства научно-технической политикой… Вы же знаете, у нас сейчас есть определенный настрой против того, чтобы плодить лишние ведомства. — Чуть наклонив голову, Дзержинский пристально глядит мне в лицо.

— Вопросов и должно быть много, Феликс Эдмундович. Я ведь не технический гений и не ясновидящий. Могу только вчерне что-то набросать. Тут поле работы для авторитетных экспертов с опытом работы и со специальными техническими знаниями. Пусть поправляют, уточняют, добавляют. Что же касается лишних ведомств… — тут уже я уставился в глаза Дзержинскому, — то ведь можно укомплектовать новое учреждение, перекинув туда понемножку штатные единицы уже существующих. И разместить его так же в помещениях какого-нибудь из уже имеющихся ведомств. Хотя бы и нашего. Особенно, если действительно будет решено развертывать новое ведомство на базе НТО ВСНХ.